— Наверное, в правую руку, — растерялся Уинстон, — Он стрелял с левой. И он зажимал рану на правой ноге.
— Так. Что с ним?
— Он сказал мне, чтобы я сдавался не милиции, а чекистам или лучше армии. В обычной тюрьме для преступников меня сразу убьют. Я подумал, что его тоже могут убить, если он попадет в простую тюрьму.
— Почему?
— У него конфликт с людьми, которых он называл «крысы». Я так понял, что это русские преступники. И еще вместе с «крысами» приходили «кицунэ» или «ниньдзя»…
Особист бросил взгляд на часы, вытолкал шпиона в коридор, посадил на стул и приказал сидеть и не двигаться. Вызвал из кабинета напротив какого-то лейтенанта, приказал смотреть в оба и при попытке побега стрелять. Лейтенант не осмелился возразить, хотя оружия при себе не имел.
Сам же особист захлопнул дверь и принялся орать в телефон и в рацию. Похоже, иностранными диверсантами и их местными контактами должна была заниматься военная контрразведка, но на этот раз обычная гражданская полиция попыталась представить дело как криминальные разборки и даже не сообщила про японцев.
— Заходите, — сказал он через пару минут, — Товарищ лейтенант, можете быть свободны.
Особист первым, то есть уже вторым делом тщательно обыскал шпиона. Внимательно ощупал одежду, но не нашел в ней другого оружия или взрывчатки.
— Скоро за вами приедут, — сказал он, — Вам нужна медицинская помощь? Хотите чаю?
Подошел врач. Его позвали на всякий случай, потому что шпион пришел сдаваться с забинтованной головой. Врач убедился, что пациент действительно ранен, но не нуждается в срочной медицинской помощи. Оторвал присохшие повязки, осмотрел и чем-то смазал раны на голове и на груди, перевязал по новой.
Пришел вызванный также на всякий случай кинолог с овчаркой. Собака понюхала и сообщила, что этот человек не опасен. Какие-то женщины заглянули посмотреть на настоящего шпиона под видом того, что просто принесли чай с булочками из столовой.
Уинстон как раз допивал горячий сладкий чай, когда в кабинет особиста вошел человек, встреча с которым определила судьбу товарища Смита на всю оставшуюся жизнь.
— Контрразведка Скандинавского военного округа. Майор Степанов. Николай Алексеевич. Можно «товарищ майор», — представился прибывший специалист по шпионам. Не назвал ни своей должности, ни воинской части. Не дал намека на то, какая над ним командная вертикаль.
— Организованная преступность Эйрстрип Ван. Саб-лейтенант запаса Смит. Уинстон эээ… Бернард…ович. Можно «товарищ шпион», — отзеркалил приветствие Уинстон.
Люди в погонах признают только военные звания. Каких бы высот человек ни достиг на гражданском поприще, для военных он останется тем, до кого дослужился в армии. «Саб-лейтенант запаса» означало, что он какой ни есть, а офицер. Не окопная вошь и не штатская штафирка.
Майор Степанов произвел на англичанина хорошее впечатление. Даже вызвал некоторую симпатию. Высокий светловолосый русский красавец, которому удивительно идет мундир. Не какой-то бородатый варвар, как в «пятиминутках ненависти».
Англичанин тоже произвел впечатление. Нечасто пойманный перебежчик способен связать два слова, а не мычать, не сыпать междометиями, не задумываться над каждым событием, как его правильно подать, чтобы получить срок поменьше и чтобы не обидеть никого из подельников.
При нормальном ходе событий шпиона бы сначала увезли, куда следует, потом допрашивали. Но сейчас под красным флагом происходило что-то совершенно ненормальное. Это стало понятно еще когда особист с первых слов перебежчика поднял по тревоге войсковой «spetsnaz».
Степанов вкратце рассказал, что ему известно о сложившейся ситуации. Он со вчерашнего вечера занимался расследованием «в поле» и прошел по следам от фермы до переправы с саперной засадой и до разбитого военного микроавтобуса.
Шпионами в Евросоюзе, занималась не милиция, а спецслужбы. Или Министерство Государственной Безопасности, которое на слуху даже за океаном. Или военная контрразведка, которая периодически меняет название и структуру, но именно туда звонят особисты с мест.
Сказать, что Олесунн — пограничная зона, было бы не совсем правильно. Правильно — прифронтовая зона. Отдельных от военного ведомства «пограничных войск», обученных контролировать границу в мирное время, в Евросоюзе давно не было по причине отсутствия мирного времени. Задача защиты границ лежала на плечах непосредственно Министерства обороны. Тем не менее, воинские части, противодействующие скрытому нелегальному пересечению границы во время длительного перерыва между боевыми действиями, по старинке назывались «заставами», а их личный состав — «пограничниками».
Обо всех антропогенных ЧП в прифронтовой зоне гражданские службы вроде милиции, МГБ, пожарных и всяких охот- и рыбнадзоров в обязательном порядке ежедневно докладывали военному диспетчеру. Этим утром милиция сообщила про перестрелку между криминальными элементами и взрыв бытового газа. Но ни слова ни про каких ниньдзя и кицунэ и ни слова про сбежавшего океанского шпиона.
Это уже само по себе из ряда вон. Не говоря уже о том, что ЧП произошло на фоне инцидента на «ферме Гуннара», где неизвестные уголовники из России устроили разборку с совершенно неожиданными японскими матросами с подводной лодки, одетыми в советскую военную форму с мобилизационного склада. Причем обе стороны использовали автоматическое оружие европейского военного образца.
«Матросов с лодки» военные следователи сразу же идентифицировали как таковых по уставному нижнему белью, татуировкам и показаниям дозиметра. Огорчились, что плавают тут всякие. Порадовались, что это хотя бы не специально обученные диверсанты. Задумались, откуда у них может быть форма и оружие.
Установили, что после перестрелки одержавшие убедительную победу уголовники разделились на две группы. Первая, в океанских военных ботинках, грамотно обрубив погоню и заметя следы, ушла на север, и ее до сих пор не могут найти поднятые по тревоге несколько сот солдат. Вторая, в гражданской обуви русского производства, отбила взятого прибывшей на место группой захвата языка на дороге в Олесунн и предположительно растворилась в городе.
При уже упомянутом «нормальном ходе событий» милиция Олесунна должна была разыскать вторую группу и представить пред ясны очи начальника контрразведки еще вчера. Но милиция отнеслась к поставленной задаче спустя рукава и отправилась ловить бандитов только тогда, когда их наличие в городе стало уже невозможно игнорировать. Когда они устроили еще одну разборку со стрельбой и взрывом. Только после этого милиция изволила неспешно приехать и доложить, что найдено пять мертвых тел, предположительно криминальные элементы русского происхождения. Никаких раненых, никаких японцев.
Утренний визит «товарища шпиона» в воинскую часть, благодаря своевременной реакции особиста, поставил на уши всех до начальника контрразведки фронта включительно. Армейский спецназ на двух вертолетах, прибывший для участия в поисковой операции, развернули буквально на взлете. Спецназ штурмом взял отделение милиции и обнаружил в подвале потайную комнату и ледник. В потайной комнате лежал раненый в руку и в ногу крупный мужчина с татуировками, а на леднике нашлись двое не упомянутых в утренней сводке японских диверсантов.
Степанов уверенно предположил, что англичанин с пулевым шрамом на лице это тот задержанный участник перестрелки на ферме, о котором доложили по рации пограничники, но не довезли. Уинстон согласился.
В кабинет вошел еще один русский, с погонами подполковника.
— Виктор Петрович, — представил его Степанов, — Наш аналитик.
— Уинстон Бернардович, — все еще непривычно ответил Смит, привстав, — Нарушитель границы.
— Я сейчас вкратце изложил товарищу шпиону известную нам часть событий, — майор откинулся на спинку стула и потянулся за сигаретами, — Курите?
